Кто даст денег российским стартапам? Особенности национального венчура

Инновации, венчур, малый бизнес – в нашей стране в последнее время правительство говорит об этом много, но результатов пока что не очень видно. Несколько лет назад была большая эпопея с технопарками. Тогда, почему-то, считалось, что самое необходимое для создания венчурной IT-компании – это офис. Вот дай группе программистов кабинет по льготной ставке, возможность воспользоваться услугами бухгалтера в том же здании – и они сразу начнут творить. А без кабинета у них какой-нибудь Google-киллер явно создать не получится. Так что – слава государству и его неусыпной заботе об отечественных разработчиках.

На практике, впрочем, оказалось, что венчур – штука крайне мобильная. А с учетом сегодняшних технологий – так и вовсе. Инстант-мессенджеры, системы для онлайновой совместной работы, и прочие подобные вещи вполне позволяют отказаться от офиса, обеспечивая необходимый уровень взаимодействия. По крайней мере – на первых порах, когда прибыли еще нет в принципе, и он [офис] наиболее сильно бил бы по бюджету. Собственно, а для чего еще нужен офис? Клиентов на первых порах у венчура тоже ведь нет.

И оказывается, что самым необходимым, по крайней мере – для IT-венчуров, оказываются специализированный софт и библиотеки, прочие подобные вещи, реально, в отличие от офиса, необходимые для начала работы. (Здесь с удовольствием можно отметить российскую Microsoft с ее программой BizSpark). И, конечно, деньги, связи, доступ к инвесторам.

С этим у нас традиционно было плохо. Так уж исторически сложилось, что у нас в стране больше ценилась миллионная тонна чугуна к ХХIII съезду КПСС, или какой-нибудь градообразующий автомобильный завод, пусть и выпускающий машины разработки 30-летней давности… В общем – масштабы. В итоге, на тот же завод, чью продукцию уже никто не берет, как раз в силу ее устарелости, деньги выделялись, выделяются, и выделяться будут. На мелкий бизнес, где одна фирма из ста может «выстрелить» чем-то прорывным… Неинтересно – не тот масштаб, не те деньги. То ли дело – Роснано…
Вспоминается еще один момент, на сей раз – хрестоматийный.

Там, где в США что-то высокотехнологичное делали небольшие фирмы, часто выросшие из венчурных компаний, и прекрасно себя чувствовавшие на небольших объемах производства, советскому металлургическому гиганту эти несколько сот килограмм сплавов в год были попросту неинтересны. Неким псевдо-аналогом таких фирмочек, зачастую выраставших при университетах, в СССР нередко являлись лаборатории в НИИ, вынужденно занимавшиеся мини-производством, но эффективность, безусловно, была не та. Как минимум, в силу чисто организационных причин. Хотя, конечно, проблем с дешевыми офисами при этом не существовало.

В общем, возвращаясь в наше время, можно констатировать, что где сидеть начинающей компании – это не такая уж большая проблема. Гораздо сложнее – получить начальное финансирование для запуска. Даже в США, где индустрия венчурного финансирования изрядно развита за последние сотни лет, и то, начиная что-то новое, в плане финансирования обычно приходится полагаться на 3F – «Fools, Friends, Family» (дураки, друзья, семья) . Это потом, когда (если) фирма вырастет, достигнет больших оборотов и станет прибыльной, банки начнут выстраиваться в очередь, предлагая кредиты. На первых порах, когда деньги нужнее всего, они таким желанием, почему-то, не горят.

Если у семьи и друзей денег нет, а дураков (их еще называют бизнес-ангелами), согласных профинансировать рискованный проект, на горизонте тоже не видно, остаются венчурные фонды, готовые вкладываться в начинающий бизнес, не требуя залога всего движимого и недвижимого имущества. Получая взамен долю в новой компании и надеясь продать ее, когда стоимость ее вырастет на порядки. В нашей стране эпизодическими вложениями отметились крупные зарубежные венчурные фонды. Вроде Sequoia Capital, уже на поздней стадии вкладывавшаяся в такие компании, как Google или YouTube. У нас она, соответственно, вложилась в Yandex, который по ее меркам выглядит вполне себе венчурной инвестицией.

Когда идея с особыми экономическими зонами для российского IT-бизнеса не выстрелила, государство совершенно справедливо решило поспособствовать созданию российской венчурной инфраструктуры. Мол, фонды дадут денег желающим, а те сами разберутся, где им офисы снимать, раз уж больше никакого другого толку от ОЭЗ в нашей трактовке не было.

Летом 2006 года была создана Российская Венчурная Компания (РВК). Этакий насос, с помощью которого правительство собиралось закачать деньги в венчурную индустрию. В апреле 2007 были вскрыты конверты с заявками и отобраны первые 13 компаний, призванных управлять распределением первого денежного транша по стартапам. Транша немаленького – только для этих первых венчурных фондов полагалось выделить 4.8 миллиарда рублей, плюс еще 5.2 миллиарда они должны были привлечь сами.

К сожалению, то ли цифра 13 принесла неудачу, то ли помощь государства, но деятельность РВК с тех пор больше ассоциируется со скандалами. Точнее, со скандалами связывались вложения этих фондов, а теперь, с легкой руки генпрокуратуры, под прицел попала и сама РВК.

Тем временем, в очередной раз доказывая, что без помощи государства дела идут значительно лучше, свои независимые венчурные фонды начали появляться и в России. Хороший пример – Addventure. Подобно многим отечественным стартапам, представляющим из себя копии уже выстреливших на Западе проектов («Одноклассники» - Classmates.com, МойКруг – Linkedin, и так далее), этот венчурный фонд сам является калькой со своего успешно работающего в США собрата – Y Combinator. Кстати, что интересно, та же Sequoia, вкупе с еще несколькими крупными инвесторами, недавно заявила о вложении в Y Combinator двух миллионов долларов.

Пойдут они на то же, что и всегда – Y Combinator будет вкладывать деньги в перспективные стартапы мизерными порциями. В обмен, впрочем, на не менее мизерную долю в компаниях. Если до сих пор фонд в среднем финансировал порядка 40 компаний за год, то теперь их количество должно вырасти до 60. Если считать по 15 тысяч долларов на один стартап, то двух миллионов хватит более чем на два года.

Деньги, казалось бы, мизерные, но как Y Combinator, так и Addventure, работают с IT проектами. Более того – преимущественно с онлайн-проектами, а затраты на создание движка для нового сайта, пусть даже самого инновационного, очень часто в подобный масштаб вполне вписываются. Тем более, что у Addventure потолок несколько выше – те обещают аж до 50 тысяч долларов на проект, требуя за это через несколько месяцев выдать как минимум рабочий прототип. Работа в режиме 24 часа в сутки по семь дней в неделю – это то, чего ждет фонд от своих партнеров.

Addventure позиционирует себя как «умные деньги», подразумевая под этим то, что участие в деятельности стартапа отнюдь не ограничивается тупым вливанием денег, как это происходит у многих, скажем так, более крупных фондов с государственным финансированием. Здесь гарантируются пристальнейшее внимание к деятельности компании буквально в ежедневном режиме, с возможностью привлечения массы экспертов, с которыми сотрудничает фонд. В конце концов, это их прямой интерес – чтобы компания, в которую они вложились, «выстрелила», так что, если можно помочь связями и опытом…

Впрочем, ровно то же самое можно услышать и уровнем выше. Когда венчурный фонд Almaz Capital Partners (куда Cisco, совместно с рядом других инвесторов, собиралась вложить до 60 миллионов долларов) объявлял недавно о первых вложениях, то его основатели, Александр Галицкий и Петр Лукьянов, большой акцент ставили на этом же. Мол, наш опыт венчурного бизнеса, наши связи в IT мире – все к услугам фирм, куда мы вкладываем деньги.

Впрочем, у Алмаза аппетиты совсем другие – эти вкладывают уже миллионы долларов в один IT-стартап. Но и стартап этот должен уже иметь что-то за душой. Уж совсем как минимум прототип. А лучше – уже готовый продукт, начавший, или начинающий приносить деньги, и требующий вливания денег для того, чтобы перейти на качественно иной уровень.

Очень хорошая связка получается. Сначала фонды вроде Addventure, помогающие пройти «долину смерти» между идеей и прототипом или готовым продуктом. Затем – фонды вроде Алмаза, способные подхватить доказавшую на этом этапе свою жизнеспособность идею, и вывести ее на глобальный рынок, с оборотами в десятки-сотни миллионов долларов. И, наконец, там уже, как обычно к самому разбору пирога, придут фонды прямых инвестиций, вроде Sequoia или Quadriga, вкладывающиеся в лидеров рынка.

И при этом, что характерно, кажется, все это начинает работать. В России. По крайней мере, два из шести первых проектов, профинансированных Addventure, уже привлекли инвестиции следующего раунда. Almaz Capital вложился в две российские компании, одна из которых – Parallels – основана двенадцать лет назад, обладает штатом в семь сотен сотрудников и имеет прогнозируемую выручку за текущий год в сто миллионов долларов. В июне 2005 компания уже получала венчурные инвестиции от нескольких фондов, включая Intel Capital.

То есть, начинает работать вот эта самая цепочка инвестиций, способных вытащить действительно прорывную идею, технологию, и выдать на выходе компанию мирового уровня. Если, конечно, не порвется одно из промежуточных звеньев – компания пройдет все новые и новые раунды инвестиций, на каждом из которых что-то показывая и доказывая.

Но тут уж вступает в действие статистика – вспомните, во сколько компаний ежегодно инвестирует Y Combinator. У Addventure показатели поскромнее, но он не один – венчурных фондов, вкладывающихся софт и высокие технологии в последнее время в России появляется недостаточно, но, все же, много. В идеале мы имеем тысячи стартапов на нижнем уровне, сотни и десятки – на средних, единицы компаний дойдут до финиша.

Прямая аналогия со спортом, где действует такая же пирамида из миллионов детей, гоняющих по дворам, десятков тысяч – занимающихся в детско-юношеских спортшколах, тысяч – доходящих до выпуска в спортшколах олимпийского резерва, и сотен, становящихся в итоге чемпионами. Там эта конструкция, не без проблем, но работает. Подождем, пока вырастут первые чемпионы, вскормленные российским венчурным капиталом.